Чисто по-русски. Говорим и пишем без ошибок [litres] - Марина Александровна Королёва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, у того же В. Даля есть и другое предположение насчет значения слова «зга». Возможно, слово возникло от «стьга», «стега́», «стезя» (то есть «тропинка, дорожка»), и тогда получается, что «не видно ни стьги» – это «не видно ни тропинки, ни дорожки».
А есть и третья версия: на Рязанщине про искорку говорили – «згинка», а на Дону искру называли «згрой», и всё это тоже весьма близко нашей «зге».
Итак, это предположения. Как бы то ни было, в современном русском языке для «зги» осталось только одно прибежище: выражение «не видно ни зги». А оно, к счастью, всем понятно без объяснений.
Зна́мение
«Зна́мение времени». Гораздо чаще мы слышим совсем другое ударение – «знаме́ние». Почему – непонятно. Все словари, начиная с Толкового словаря В. Даля, ставят ударение исключительно на «а» – «зна́мение». Это такой знак, признак, примета. «Зна́мением» могут назвать явление природы или чудо, которое знамену́ет, доказывает, предвещает что-то.
Есть еще более красивое, забытое сейчас слово: глагол «знамена́ть» или – более понятное нам – «знаменова́ть». То есть – подавать знак, помечать, обозначать. Отсюда, кстати, всем нам знакомое «знаменитый». Ведь что такое «знаменитый» (вернее, кто такой?) – это «ознаменованный чем-то».
Но и это еще не всё. «Знамя»-то мы забыли! Слово известно по меньшей мере с XIV века. Знамя было, во-первых, отличием, или знаком отличия, а во-вторых – отличительным знаком собственника (на шкурках зверей, например). Называли «знаменем» и пошлину. И наконец – воинское знамя. Вот так всё сходится к одному корню. Но мы, собственно, не про этимологию, то есть не про историю слов. Мы всего лишь про ударение.
А здесь всё просто. «Зна́мение», и только «зна́мение». Никаких вариантов нам никто никогда не предлагал. «Зна́мение времени» или «небесное зна́мение» – всё равно «зна́мение».
Зна́харь, зна́харка
Если вы вдруг решите обратиться не к врачу, а к знахарю – человеку, который берется лечить людей разными нетрадиционными способами (травами, отварами, припарками и т. д.), – у вас проблем не возникнет. Точнее, проблемы могут возникнуть, но явно не с ударением. «Зна́харь» – существительное мужского рода, никаких сомнений не допускает.
Другое дело – «зна́харка». Это слово настолько часто произносится неправильно, что поневоле запутаешься. Хотя ничего сложного, если доверять словарям, в этом слове нет. Во всяком случае, Словарь ударений Ф. Агеенко и М. Зарвы никаких вариантов не признает: «зна́харка», и всё тут. Да и остальные словари колебаниям не подвержены: «зна́харка». То, что ударение на втором слоге («знаха́рка») допустимо, вы отыщете разве что в Кратком словаре трудностей русского языка Н. Еськовой. Допустимо – означает, что ошибка в разговорной речи грубой признаваться не будет, хотя «зна́харка» определенно лучше.
Слово «зна́харь», как можно догадаться, – наше, исконное. Оно пошло́ от слова «знати», то есть «знать». Поначалу «знахарем» называли того, кто попросту знал свое дело, любое дело, был знатоком. И только потом так стали именовать лекарей-колдунов. Случилось это, как предполагают языковеды, не раньше начала XIX века. Ну а где зна́хари – там и зна́харки. Кстати, запомнить легко: ударение в «зна́харке» там же, где в «зна́харе».
Зонт и зонтик
Что было раньше – «зонт» или «зонтик»? «Зонтик» – это уменьшительная форма от слова «зонт»? Пусть эти вопросы не кажутся вам странными, ведь слова приходят в язык очень разными путями!
Слово это голландское: «зондек» – тент, навес от солнца. Естественно, со временем оно попало у нас в тот же ряд, что и «мостик», «носик», «ротик», «бортик» – всё это слова с уменьшительным суффиксом «-ик». Ну и переделали «зондек» в «зонтик», так оно привычнее для русского уха. А уж после этого, по аналогии с парами «носик – нос», «мостик – мост», от «зонтик» образовали существительное «зонт». Вот так, вопреки всякой логике, уменьшительное «зонтик» появилось в языке раньше, чем слово «зонт».
Впрочем, я напрасно назвала эту тропинку такой уж уникальной; как минимум еще одно слово по ней прошло – это всем известная «фляга». В немецком языке есть слово «фляше» – бутылка. Через польское посредничество «фляше» оказалось в русском языке и превратилось у нас во «фляжку».
Нетрудно догадаться, в какой ряд это слово немедленно встало: бражка – брага, книжка – книга, дорожка – дорога. А поскольку есть «фляжка», значит, должна быть и «фляга».
Таким образом, всё как будто перевернуто с ног на голову: по идее, мы должны рассматривать «зонтик» и «фляжка» как уменьшительные от «зонт» и «фляга». А на самом деле – процесс словообразования, как считают языковеды, шел в обратном порядке.
Впрочем, всем тем, кто пользуется этими словами, до истории дела нет. Точно так же, как нет дела до того, какой тропкой пришло в русский язык слово «гармонь». Оно тоже очень свойское, а между тем произошло от греческого «хармоникос» – созвучный, гармоничный. И вначале в русском языке было слово «гармоника». Конечно же, это самое «-ка» на конце восприняли как суффикс. Отбросьте его – и получите нашу «гармонь»!
И
Извините или извиняюсь?
«Извините, вы случайно не выходите на следующей?» «Извините, вы не скажете, где метро?..» Это слово становится чем-то вроде универсального обращения – вместо «товарища», «гражданина», «сударя», «девушки» и всего, с чем мы до сих пор не можем определиться.
Однако есть и просто «извините» – то самое «извините», которое мы произносим именно тогда, когда хотим попросить прощения, принести извинения. Казалось бы – чего проще? Но не тут-то было. У «извините» есть соперник, странное такое слово – «извиняюсь».
Вроде бы очень похоже на «извините». Да практически то же самое! Однако чуткий к слову человек смутно ощущает в этом «извиняюсь» какой-то подвох. Когда вам говорят «извините», вы понимаете, что у вас действительно просят прощения, а когда бросают «извиняюсь», трудно не уловить пренебрежение.
Вот что сообщает нам по этому поводу Словарь русского речевого этикета В. Балакая. Если «извините» – это широкоупотребительная форма вежливого извинения, то «извиняюсь» – это просторечное слово, которое, извините, вообще находится за рамками литературной нормы. Считается, что оно вошло в оборот во время Первой мировой войны. «Кому не известна формула большевистской вежливости – “извиняюсь”? – с горечью писал знаменитый русский
